Модель такого типа не может быть жестко детерминированной. Она неизбежно должна быть более гибкой, чем любая теоретическая модель. . . .

Из этого вытекает существенная особенность произведения искусства как модели. Научная модель воссоздает в наглядной форме систему объекта. Она моделирует "язык" изучаемой системы. Художественная модель воссоздает "речь" объекта. Однако по отношению к той действительности, которая осознается в свете уже усвоенной художественной модели, эта модель выступает как язык, дискретно организующий новые представления (речь). . . .

В научной модели . . . случайные элементы просто снимались бы как несущественные. В художественной модели реализуемый в ней язык, художественно презумпированный (язык стиля, направления), вступает в соотношение не только с естественным языком ("русский язык", "французский язык" в литературе, язык естественных зрительных образов в живописи), но и с тем языком, который предстоит реконструировать на основании речевой данности предлагаемого художественного текста (модели). Причем элемент "случайный", чисто речевой в одной системе может оказаться принадлежащим языку в другой. На этом строится, например, суггестивная значительность деталей - характерная черта нового и новейшего искусства. . . .

Художественные модели представляют собой единственное в своем роде соединение научной и игровой модели, организуя интеллект и поведение одновременно. Игра выступает по сравнению с искусством как б е с с о д е р ж а т е л ь н а я, наука - как б е з д е й с т в е н н а я." (См. ИГРА, ИСКУССТВО, МОДЕЛЬ I, МОДЕЛИРУЮЩАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ, МОДЕЛИРУЮЩАЯ СИСТЕМА) [Ю.М.Лотман III, (1967), 143-145, 3.13]